Источник: «Независимая газета»
В начале сентября на Каспийском побережье Туркмении прошли оперативно-тактические тренировочные учения с боевыми стрельбами «Хазар-2012», которые, по словам президента Гурбангулы Бердымухамедова, были предприняты «в целях совершенствования боевой подготовки вооруженных сил страны». В них были задействованы ВМФ, ВВС и сухопутные силы, а также спецназ МНБ (Министерство национальной безопасности) и подразделения МВД. Отрабатывались действия по отражению нападения условного противника, который мог бы проникнуть на территорию Туркмении со стороны Каспия с целью выведения из строя военных объектов, захвата торговых судов, НПЗ и трубопроводов.
На прошедшей в казахстанском Актау неделей позже 12–13 сентября международной конференции «Парадигмы международного сотрудничества на Каспии», где обсуждалась тема милитаризации Каспия, представители Туркмении традиционно для такого рода экспертных мероприятий отсутствовали.
В Каспийском море становится тесно
Каспий – это мостик между двумя конфликтогенными регионами: Кавказом и Центральной Азией. И любая дестабилизация на Каспии – это высочайшая вероятность начала широкомасштабной войны, которая распространится на все пространство от китайского Синьцзяня, куда сегодня идут трубопроводы с туркменским газом и казахстанской нефтью, до Балкан, где какой-либо устоявшейся долгосрочной стабильности пока не появилось.
Каспийский фактор является конфликтогенным в силу его гипертрофированной политизации со стороны ряда государств. Это США и страны ЕС, причем среди последних наиболее активны наименее экономически самостоятельные, такие как Польша, республики Прибалтики. Политические страсти европейцев контрастно смотрятся в сравнении со спокойной работой китайских компаний, тянущих трубы от Каспия на Восток. Из каспийских стран деструктивной во многом является позиция Азербайджана и Туркмении, руководители и эксперты которых всячески отвергают политический характер трубопроводных проектов, чрезмерно завышая свои ресурсные возможности и апеллируя к якобы коммерческой привлекательности альтернативных трубопроводов, в первую очередь Nabucco и Транскаспийского газопровода (ТКГ).
Пока же рентабельности нет даже у эксплуатируемого на протяжении уже шести лет нефтемаршрута Баку–Тбилиси–Джейхан, из которого де-факто вышел Казахстан, убедившись в экономической нецелесообразности для себя гонять нефть через море танкерами. Относительно же поставок газа в проектируемые ТКГ и Nabucco существует достаточно четко сформулированное заявление президента Нурсултана Назарбаева о полном отказе Казахстана участвовать в этих проектах.
Вместе с тем остаются различными позиции Баку и Ашхабада. Азербайджан находится в несколько более выигрышной ситуации – в случае реализации проекта Трансанатолийского газопровода. Туркмения остается при нынешнем статус-кво, совмещая российское и китайское направления. Условием подключения к проектируемой газотранспортной системе Nabucco ЕС для Туркмении является предоставление иностранным компаниям контрактов на разработку блоков на шельфе Каспия. Такая схема оставляет не у дел месторождения Восточной Туркмении, для экспорта газа которых строится гигантский газопровод Восток–Запад к побережью Каспия. То есть европейцы не только хотят определять условия экспорта туркменского газа, но и указывают Ашхабаду, какими должны быть источники поставок. При таком распределении ролей Туркмении достается амплуа статиста.
Легко предположить, что Россия и Иран могут наложить вето на строительство любого трубопровода по дну Каспийского моря. Россия и Иран вполне способны обеспечить и исполнение этого вето. До последнего времени основные интересы Ирана на Каспии заключались в недопущении военного присутствия некаспийских стран и реализации проектов транспортировки энергоносителей, альтернативных иранским поставкам. Основные разрабатываемые в Иране нефтегазовые месторождения находятся на юге. Лишь в начале декабря 2011 года иранское правительство объявило об открытии крупного газового месторождения в Каспийском море, но и это пока факт из категории требующих основательного подтверждения, а в случае такового это будет объект небыстрой разработки и очень нескорых финансовых отдач. Как и Россия, Иран готов достаточно жестко отстаивать свои интересы – а на Каспии интересы РФ и ИРИ практически стопроцентно совпадают. Другими словами, наибольшую конфликтогенность содержат в себе два вопроса: недопущение военного присутствия некаспийских стран (касается Азербайджана) и отказ от проектов транспортировки нефти и газа через Каспий (касается Азербайджана, Туркменистана).
Можно резюмировать: однозначно деструктивна роль США, стремящихся под обеспечение безопасности будущих трубопроводов разместить в регионе (Азербайджан и Казахстан, порт «Актау») свои вооруженные подразделения с целью общей дестабилизации региона и обеспечения постоянного военно-политического давления на РФ и ИРИ. Кольцо нестабильности вокруг Каспия должно обеспечить снижение как добычи, так и вывоза каспийских углеводородов на мировые рынки, законсервировать ресурсный потенциал Прикаспия на будущее. ЕС в данном случае играет роль скорее провокатора, хотя под эгидой НАТО европейские войска могут быть вовлечены в потенциальный конфликт наравне с американскими.
Уже существующий уровень напряженности в Каспийском регионе повлек за собой рассмотрение Ираном вопросов Каспия в военно-политической плоскости. Пока Иран – второе по военной мощи государство на Каспии после России, но он способен в короткое время в 1,5 раза увеличить группировку своих кораблей на Каспии путем переброски сил из Персидского залива, где расположены основные базы его ВМС, а также Корпуса стражей исламской революции, который имеет свои военно-морские силы.
Из всех пяти прикаспийских государств интересы России в регионе в наименьшей степени связаны с добычей энергоносителей в Прикаспии или на шельфе, хотя эта тематика и актуализировалась в последние месяцы. Для России Каспий – фактически внутреннее море, и в любом случае приоритетны вопросы безопасности. Размещение любых военных объектов некаспийских стран на территории стран Прикаспия рассматривается и будет рассматриваться Москвой как угроза собственной национальной безопасности. Действия и озвученные планы России по резкому увеличению своего военного присутствия в Каспийском море вызывают широкие дебаты в региональной экспертной среде, учитывая, что и в настоящее время общий военный потенциал в регионе в разы превышает суммарные аналогичные показатели всех остальных стран региона. Тем не менее, судя по публичным заявлениям российского руководства, линия на усиление военного присутствия и сохранение подавляющего российского превосходства в акватории будет продолжена.
Три основных потребителя прикаспийских углеводородов – Россия (транзитер), Иран и Китай должны объединить усилия в поиске политико-дипломатических механизмов обеспечения стабильности на Каспии. Необходимы гарантии выполнения тезиса бакинской декларации «каспийской пятерки» о недопущении в регион иных вооруженных сил и отказ всех пяти стран от самовольных трубопроводных инициатив. Китай – некаспийское государство, но он ведущий участник ШОС, в зону ответственности которой Каспий включается уже просто автоматически, в силу просто элементарной политической географии.
Из пяти каспийских стран две – Казахстан и Россия – являются странами-участницами, страной-наблюдателем является Иран. И для нейтрализации основных факторов конфликтогенности, пока скорее латентной, главная задача ШОС – максимальное вовлечение в свои проекты двух стран – Азербайджана (уже подавшего заявку на получение статуса страны-наблюдателя) и Туркменистана (с этим сложнее).
ШОС имеет право на активность в Прикаспии куда больше, нежели изрядно отдаленные Евросоюз и тем более США. И с точки зрения безопасности региона эффективность НАТО и США вызывает большие сомнения, ярким примером является Афганистан.
Однополярный мир закончился, глобализация нетотальна, она успешно замещается региональными центрами, и главное для политического истеблишмента любой небольшой страны в настоящее время – правильно определить единственный для себя такой центр. Феномен ШОС, пусть пока и слабо реализованный, состоит в том, что это организация диалога двух держав Евразии – Китая и России, в рамках которого путем компромиссов определяются интересы и других, меньших стран. Время индивидуальной многовекторности заканчивается для многих стран. Или как минимум сужаются ее рамки.
Кстати, с учетом получившей на последнем пекинском саммите ШОС статус страны-наблюдателя Турции и теперь вот пожелавшей того же Украины. Причерноморье, в широком смысле, тоже можно считать включенным в пространство ШОС. Кстати, шанхайский процесс начинался в достаточно локальной и актуальной только для пяти стран – Китая и его постсоветских соседей – сфере. Сейчас происходит расширение организации, и география этого расширения интересным образом очень во многом совпадает с географией известной «дуги нестабильности», когда-то обозначенной Збигневом Бжезинским. Образно говоря, ШОС – это ответ на хаотизацию евразийского пространства, которая осуществляется США и их союзниками. Если помните, эта «дуга» простиралась в изложении американского стратега от Балкан до Кашмира. Индия, Китай и даже Шри-Ланка – это уже ШОС, на Западе – это Турция, дело за Балканами, где, кстати, происходят непростые процессы – в Греции, Сербии... Осталось дождаться, какая «дуга» замкнется, станет сплошным пространством: «дуга Бжезинского», дуга нестабильности и конфликтов, или «дуга ШОС», дуга продуктивных компромиссов и сотрудничества...
Автор текста: Александр Алексеевич Князев - старший научный сотрудник, координатор региональных программ Института востоковедения РАН.
