АСТРАХАНСКАЯ ОБЛАСТЬ-НОВОСТИ-МАКСАКОВА- ПОЛИТИКА
На следующий день после сенсационного выступления Марии Максаковой в Госдуме журналист "Сноба" приехал к ней в гости и обсудил все, чем живет Россия: Путина, Мизулину и гомосексуализм.
- Вот зачем вы полезли на рожон?
- Начну с того, что, когда принимался злополучный 135-й закон, так называемый «закон Мизулиной», это делалось в большой спешке и суете. Его только-только рассмотрели в каком-то авральном порядке на комитете — у нас же один и тот же комитет занимается всеми благодетелями сразу. Поэтому в базе он едва ли появился, сразу был роздан на пленарке. В каждой фракции делается такая сопроводительная бумага для пленарного заседания, чтобы ориентироваться, и там есть краткие сведения о законопроекте, который вносится. Это коротенькая справка о том, кто внес, куда, какие изменения, и есть еще два поля, в которых указана оценка Главного правового управления президента и решение президиума фракции — за или против. Мы в раздаточных материалах увидели, что ГПУ против.
- То есть Администрация президента была против.
- В том-то и беда. Потом мы видим в графе «решение фракции» — «отсутствует». И рекомендация — ориентироваться на главу фракции.
- Стоп-стоп. Получается, если я правильно понимаю, админка в лице ГПУ сказала «нет». Президиум фракции «Единая Россия» сказал: что-то мы не понимаем, зачем это надо. И тем не менее закон выносится на пленарное заседание.
- Да. И потом как-то быстренько-быстренько принимается решение все-таки голосовать за. Там и правительство было против.
- Ну, эти-то понятно…
- Не я одна подходила к руководителю фракции.
- А кто сейчас руководитель фракции? За вами уже не уследишь.
- Владимир Васильев. Но вы должны понимать, это не то что он единолично принял такое решение, просто оно каким-то образом на тот момент созрело. И когда я обратилась с просьбой, может быть, не голосовать монолитно, потому что мы не разобрались до конца, он настоял, что это решение уже созревшее, что это оберегает несовершеннолетних, в общем, в таком ключе. Я очень жалею, что в тот момент я не сообразила, что не надо было с самого начала поддерживать этот законопроект. Ну, от моего голоса вряд ли что-то изменилось бы, конечно. Но исходя из того, что я представитель богемной среды и, может быть, у меня чересчур вольные представления о нормах морали, я подумала, что, наверное, я не резонирую с большей частью потребностей российского общества. В общем, так я поступила в тот момент. Этот груз у меня на душе как-то лежал-лежал, и я думаю: ну, посмотрю, как все это будет развиваться. И когда все мои опасения стали подтверждаться…
- А какие были опасения?
- Я понимала, что нам всем будет очень непросто за рубежом. Но это превзошло мои ожидания в разы. Сейчас, понятно, сменилась повестка резко, это уже сейчас мелочи, наверное, но в тот момент любой официальный визит любого высокопоставленного лица сопровождался шквалом вопросов на эту тему.
- У вас были какие-то друзья, знакомые, которые вам звонили и говорили: «Маш, ты что, обалдела?»
- Нет, конечно, таких друзей, которые бы мне ставили на вид, что я проголосовала не так, не было. Они понимают прекрасно, что это элемент партийной дисциплины. Но вы поймите, что среди моих друзей, близких людей, с которыми я дружу с детства, есть геи, и они являются для меня непререкаемыми авторитетами, некоторые – мои учителя. Мне было за них очень больно. Ну, и самое неприятное, что общество поделилось на две части. Даже не то, что сами и без того не слишком обласканные меньшинства оказались по другую сторону баррикад, а то, что само общество оказалось вынужденным делать для себя не очень приятный выбор. Любой интеллигентный человек, независимо от его ориентации, будь он трижды натурал, в момент, когда он видит, что кого-то ущемили и угнетают, чувствует, что это дискриминация, ему это неприятно, и он, конечно, начинает вставать на сторону ущемляемого.
- Но людей, которые встают на сторону слабого, все же еще меньше, чем геев.
- Естественно. И получается, что такого рода законодательные акты проводят линию баррикад не между людьми, исповедующими разные точки зрения или имеющими разную ориентацию, а между людьми, тяготеющими к определенным нравственным нормам, принципам, к тому, что все-таки свобода как самая большая ценность, свобода мыслей, свобода вероисповедания и в том числе свобода сексуальной ориентации являются приоритетными вообще для всей нашей европейской цивилизации. Мы к этому долго очень шли, мучительно, и пришли наконец. Поэтому, когда начинается попрание этих свобод, человеку, читавшему в своей жизни Вольтера, Дидро, Руссо, кого угодно из гуманистов, становится не по себе. Он начинает в этом видеть какие-то сигналы… Я молчал тогда, я молчал тогда, а потом, когда пришли за мной, все тоже промолчали. Это вызывает в обществе диссонанс. Ну, естественно, и растущим подросткам тяжело.
- Смотрите, весь нынешний срок Владимира Путина, то есть все, что произошло после 24 сентября 2011 года, — это как раз работа на большинство. Вы говорите, что общество поделилось, но оно ведь не с закона о геях начало делиться, а со съезда этой вашей «Единой России», где Медведев выдвинул Путина. Потом было некоторое количество этих вбросов, которые через Госдуму начали происходить. Один из первых — «закон Димы Яковлева», запрещающий усыновлять детей, где вы как раз воздержались, по-моему.
- Воздержалась, да.
- Почему по «закону Димы Яковлева» вы воздержались, а по этому закону проголосовали за?
- Ну, во-первых, после того голосования, видимо, прошло слишком мало времени.
- Буквально два месяца, даже меньше.
- И как-то, видимо, я не собралась просто. Еще раз говорю, я жалею, и я много раз говорила, что раскаиваюсь, что тогда сразу не проголосовала.
- Я не пытаюсь вас осудить, я пытаюсь понять. Я честно скажу, что я проголосовал бы за. То есть, если бы я был депутатом Государственной думы от либеральной «Единой России», ходил на какие-нибудь там советы к Дмитрию Медведеву, и был бы я даже геем, каким я являюсь, я проголосовал бы за этот закон, чтобы не портить себе карьеру и вообще всю свою жизнь. Условно говоря, за «закон Димы Яковлева» я бы слился, то есть как-то убежал бы…
- А у вас такой возможности нет. Вы можете не голосовать, но тогда за вас проголосуют по доверенности.
- Тогда я бы проголосовал за «закон Димы Яковлева». Я поэтому и спрашиваю, почему вы это сделали. Почему вы сейчас пошли против?
- Да не пошла я против! Я просто считаю, что люди имеют право иметь свое мнение. Почему вы считаете, что это невозможно? Большинство из нас ни на какие особые компромиссы не идут. Вы сейчас привели два конкретных примера, где я отличилась, а есть какие-то еще случаи, когда Говорухин, например, не проголосовал за лишение Гудкова мандата, просто нажал «против». И еще такие случаи были.
- Хорошо, каким образом вы решили внести поправки в этот закон?
Мне показалось, что все уже должны были к тому времени убедиться, что это была оплошность. Я уверена, что никто не просчитывал такого резонанса. Абсолютно уверена, что многие об этом жалели.
- И Путин?
- Я думаю, что это вообще не его инициатива и не его закон. Вот это как минимум надо понимать. Ему что-то рассказали про демографию, причем говорили, как вы понимаете, не мы с вами, а какие-то люди, которые возглавляют какие-нибудь научно-исследовательские центры. Потому что именно демография почему-то стоит главным аргументом внутри всей аналитической части.
- То есть, чтобы детей побольше рожали, геев запрещали?
- Во-первых, начнем с того, что дети должны появляться исключительно в семье.
- Папа, мама?
- Нет, мужчина, будь он трижды гомосексуал, должен непременно жениться и очень осчастливить женщину, которая будет с ним жить рядом, и сам он будет тоже очень счастлив.
- У нас есть много таких семей.
- Они есть, но в этом нет ничего хорошего. То, что они есть, — это пережиток советской эпохи, когда была статья, когда, допустим, мидовский работник неженатый не мог выехать за границу. Это пережиток того, что многие действительно живут в полутени. Вообще, я думаю, Елена Борисовна масштабов себе не представляет.
- А вы считаете, что Мизулина была инициатором этого закона? Или все-таки ей спустили из Администрации?
- Нет, она этот закон уже вынашивала долго. Она очень идейная в этом отношении, что вы! Она в какой-то момент по какой-то непонятной для меня совокупности случайностей вдруг пришлась очень ко двору с этой своей идеей.
- Как и Милонов — это же его идея.
- Ну, Милонов мне кажется просто одиозным. Во-первых, я бы с детектором лжи пришла проверить его, вы меня, конечно, извините, на ориентацию. Потому что вот с такой пеной у рта — это, знаете ли, ненормально.
Я очень хорошо помню, как все это развивалось. Мы делали программу «НТВшники» про этот закон, который Милонов тогда проталкивал в Петербурге. И все говорили: ну, конечно, это невозможно, никто его никогда не примет, это сумасшедший человек. И потом этот закон принимают через две недели там, а через год — на федеральном уровне. Вот как это произошло? Я никогда не поверю, что это происходит без одобрения Путина.
- Я уверена, что это была интрига, которая к нему уже пришла в готовом виде. Именно уверена.
- А что значит — пришла в готовом виде? Уже принятый закон?
- Закон, уже принятый Думой. А вы знаете, сколько законов Дума принимает? Вы думаете, что каждый три чтения у нас лежит? Я уверена, что именно этот закон сначала бы принят Думой, одобрен Советом Федерации, поступил уже на подпись, и тут зашли вместе с этим законом нужные люди и что-то объяснили, зачем они это сделали. Уверена.
- А он говорит: «Ну, ладно» — и подписывает, да? А потом приезжает в условный Амстердам и удивляется.
И еще потом возвращается к этим людям и говорит: вы чего тут сделали?!
- А вы представляете, что это за люди? Эти люди внутреннюю, аппаратную ответственность понесли за весь этот позор и унижения, которые претерпел Владимир Владимирович Путин в мире из-за дурацкого закона?
На этот вопрос я вам затрудняюсь ответить, это надо отслеживать назначения и увольнения.
- Судя по всему, губернатор Полтавченко, который поддерживал этот закон, останется губернатором. Так как вы решили внести поправки в этот закон? И согласовывали ли вы свою инициативу с кем-то?
- Нет, это я сделала самостоятельно.
- Даже на президиуме фракции это не обсуждали?
- Нет, потому что он межфракционный был изначально и остался таковым. У меня в соавторах было сначала девять человек, но в результате мы остались с Сергеем Катасоновым, и все депутаты были из разных фракций. Когда закон межфракционный, он не выносится на президиум какой-либо фракции.
- Потом они все слились. Из девяти остались вы и Катасонов. А остальные семь человек?
- Они проголосовали мужественно за. Причем часть из них — представители «Единой России». Надо сказать, что 12 — это вообще хорошее число. Я уже потом пошутила, что у некоторых известных людей тоже было всего 12 последователей, однако это перевернуло мир.
- Как к вашему выступлению отнеслось руководство «Единой России»?
- Я сор из избы выносить смысла не вижу, но, скажем так, на комитете Елена Борисовна предложила мне отказаться от выступления, а я решила все-таки, что выступление необходимо.
- А почему Елена Борисовна? Вы же в другом комитете.
- Я прислала на их рассмотрение. Они сказали, что комитет не поддерживает категорически эту инициативу, причем я абсолютно не могу это понять. Наша поправка выдержана в стиле такого, как бы сказать, торжества благопристойности. Я же не сказала, что надо там отменить действующий закон или там аннулировать его. Я сказала: давайте будем защищать не только 7-10 процентов людей, но как-то охватим всех, в том числе несчастных девчонок, которые беременеют в 14 лет — это повальное явление, между прочим, сейчас. И мне было интересно, какие у них возражения. Я очень удивлена! Поймите, что Елена Борисовна сражается именно за эту позицию, она считает мужеложство чудовищным грехом, то есть она находится в плену некой такой православной прелести и действительно видит некую богоносность этих своих законодательных актов.
- Я совсем не знаком с этой красивой женщиной. А она, например, по поводу своего сына, который в Бельгии живет, что думает?
- Насколько я знаю, она недовольна своим сыном.
- То есть она ему звонит и говорит: «Возвращайся на родину!» А он говорит: «Мама, отстань от меня!»
- По-моему, она ему даже и не звонит. Я не могу точно сказать, но это то, что было в СМИ.
- Мы коснулись этого слегка, но не поговорили про некий европейский вектор развития страны, про то, что Россия была Европа, а сейчас не очень Европа. Все, что происходит последние два года, идет в другую сторону, не к Европе, а от Европы.
- А куда в сторону от Европы? К Северному Ледовитому океану? Куда можно идти в сторону от Европы?
- В сторону Китая, например. Путин говорит, что ценности бывают не только европейские, есть ценности китайские. А Европа — это вообще все аморальный интернационал.
- Китай очень закрытая страна, очень внутренняя. Они недолюбливают людей, которые хорошо знают китайский, они достаточно сложные для нашего понимания люди. Мы можем дружить, и я вообще считаю, что это величайшая цивилизация, но при этом я с трудом себе представляю, что мы можем сблизиться до такой степени, как я сейчас разговариваю с вами. Просто очевидно, что мы представители европейской цивилизации, и с этим трудно спорить.
- Но Елена Борисовна спорит, и Виталий Валентинович спорит. Есть этот вектор разворота от европейских ценностей.
- Я не знаю, что они вкладывают в это понятие. Не знаю, хорошо или плохо они читали Ветхий Завет, но им мерещится, что город Содом был там уничтожен из-за гомосексуализма, что не соответствует действительности. Я не знаю, как объяснить, но это было засилье греха как такового, разврата во всех смыслах этого слова. Вы меня, конечно, извините, но если бы Господь палил все города, в которых присутствует гомосексуализм, я думаю, у нас планета была бы давно похожа на Марс. Я, конечно, ничего плохого не хочу сказать про человечество.
- А вам не кажется, что эта вся история, начавшаяся с возвращения ВВ и с понимания, что вокруг него уже никогда не будет консолидирован разношерстный электорат, как раз была попыткой консолидировать этот свой, условно, «Уралвагонзавод»? Сначала мы против Америки воюем и детей им не отдаем — не очень прокатило, потому что вообще дети в России с трудом становятся разменной картой. Потом гомики. Покричали по поводу гомиков, но не очень это сплотило нацию. Вот сейчас — украинский вектор, который, безусловно, эту нацию сплачивает. Не кажется ли вам, что вообще вся эта линейка законов и того, что происходило за последние два-три года в стране, как раз и есть разворот от европейских ценностей, которые исповедует как раз этот креативный класс, условно говоря, вы и я?
-Я вам так скажу. Вообще мне очень импонирует личность Путина, и я об этом говорила много раз. Потому что это человек, который действительно не только отличается огромной дисциплиной, живет своей работой, но еще и человек, который действительно был способен учиться все эти годы. Конечно, не как российский император, которого с детских лет готовили к тому, чтобы он руководил большой страной. Но надо сказать, что у Путина это получилось, наверное, лучше, чем за последние лет сто у кого-либо.
- Наверное.
- Поэтому мне очень многое нравится в его политике. Другое дело, что у него в какой-то момент поменялись советники.
- То есть опять бояре виноваты?
- Окружение влияет неизбежно. Фактически любой человек в сегодняшних реалиях благодаря такому тесному окружению может вообще быть помещен в параллельную реальность, вы меня, конечно, извините. Человек приезжает — там уже трава покрашена в нужный цвет, заборы, люди выстроены в ряд, которые будут задавать вопросы, и других людей там не будет. И никогда он не увидит тех других людей, не дадут ему их увидеть.
- То есть вы хотите сказать, грубо говоря, что при Суркове было лучше, чем при Володине.
Я не отрицаю, что мне очень близок по духу Владислав Сурков.
Ваше выступление — блистательный текст! Просто хочется понять, насколько это коллективное творчество.
Мы работали втроем над текстом. Помогали Павел Токарев и Ольга Колесникова. Мы над текстом, правда, долго думали, но я бы не сказала, что это написанная для меня готовая речь. В принципе, наверное, нужно было готовиться дольше, говорить тезисно и наизусть. Я просто переживала, что меня или перебьют, или как-то сложится там... Были одиночные пикеты перед Думой. Я уже подумала, что надо как-то сосредоточиться на тексте и постараться его все-таки произнести до конца. Я торопилась, старалась, чтобы пауз было меньше, чтобы ни у кого не было никаких возражений из зала.
- Когда я дал свое интервью по поводу того, что я гей, но такой же человек, как Путин, мне позвонили несколько человек сразу. Очень странный, такой разный набор людей. В частности, с поддержкой звонили какие-то начальники. После вашей речи вы поняли, что стали героиней либерального сегмента власти, скажем так?
Мне кажется, если я приобрела какие-то симпатии, то это случилось после голосования по «Диме Яковлеву». Безусловно, мне многие пишут. Многие оценили эту речь. Я жалею, что я ее скомкала, потому что я пропускала куски, но если и так сошло, то хорошо.
-Я верю в спонтанные выступления. Но мне кажется, что ваше выступление как бы сейчас в кассу.
- Кому?
- Власти. Потому что в нынешней совсем уже конфронтационной ситуации с Западом, мне кажется, наличие взвешенного европейского голоса внутри страны им кажется полезным.
- Скажите мне, а почему бы им не проголосовать за нашу поправку? Что мешало?
- Не знаю.
- Я тоже так рассуждала. Мне тоже казалось, что это, в принципе, компромиссный вариант.
- А не проголосовал никто, да? 12 человек. Следующий вопрос: зачем? Зачем вы в 2011 году в эту Государственную думу пошли?
- Ну, это какой-то опыт. Меня же астраханцы выдвинули. Собственно тогда еще Владислав Юрьевич занимал эту должность. Я посоветовалась с ним. Ему эта идея понравилась.
- Как вы оказались в «Единой России»?
- Ну, в общем, благодаря Владиславу Юрьевичу.
- Вы пошли к нему, да? Или просто встретились с ним, он сказал: «А что, отличная идея». Да?
- Для меня каждая встреча с ним, на самом деле, праздник. Я серьезно. Он человек, каких я в своей жизни почти не встречала. Невероятно одаренный, талантливейший человек. Поэтому, естественно, что если мне случается с ним увидеться, конечно, я не с одним каким-то вопросом к нему обращаюсь. Но в разговоре, да, я спросила. И ему эта идея понравилась.
- Вы пошли ради какого-то опыта. Вам просто хотелось какого-то параллельного развития карьеры?
Нет-нет. Мне хотелось больше самостоятельности, свободы.
- А работа в Государственной думе дает самостоятельности и свободы больше, чем работа оперной дивы в Мариинском театре?!
Государственная дума дает возможность общественного роста.
- Куда вы хотите расти?
Мне кажется, я уже выросла. Докуда хотела, я доросла.
- То есть не хотите быть министром? Не хотите идти в Кремль?
- Мне сложно сказать, как будет выглядеть наша жизнь спустя несколько лет. Я в большей степени связываю свою жизнь, конечно, с оперой.
- А что вы вообще думаете о будущем? Вы же наверняка бесконечно думаете о будущем: вы мать, вы русский человек, вы видите, что происходит. Как вы себе представляете это будущее в России?
- Я очень настороженно отношусь ко всему, что рушит связь времен. У нас и так в этом смысле к концу советской власти общество было искалеченное. Поэтому я, конечно, абсолютная сторонница демократических перемен. Я считаю, что страна в тот момент сделала правильный и единственно возможный выбор.
- В какой?
- Когда была принята Конституция наша действующая, например.
- А 1991 год?
- Конечно. И я думаю, что демократия у нас очень молодая. Все то, что мы с вами обсуждаем, связано не только или не столько с такой косностью властного мышления. Это связано с общей незрелостью наших людей. Они, к сожалению, еще на данном этапе терзаемы многими направлениями возможного развития. Для меня всегда самой главной ценностью была свобода — свобода слова, мысли, вероисповедания.
- Вы понимаете, что сейчас этого нет?
- Я вам хочу сказать, что попирание этих свобод происходит не сверху. Попирание этих свобод происходит с боков, еще откуда-то.
- Означает ли это, что через 20 лет эти свободы как-то сами собой народятся?
- Больше всего я опасаюсь, что это наше агрессивное, молодое общество просто не имеет должного понимания того, что такое вообще есть свобода, как долго к ней шли, как дорого она стоит и как потом будет тяжело, если каким-то образом она будет попрана.
- Маша, вы сейчас прекрасный текст сказали, как депутат Государственной думы.
- Нет, это очень тревожные мысли.
- Я понимаю, что тревожные. Я всегда считал, что просто должно поменяться поколение, и будет лучше.
Это абсолютно неправильно, потому что, наоборот, связь между бабушкой, мамой и внуком, сыном и так далее — это то, что обеспечивает репродукцию ментальности. Это обеспечение репродукции русского генома, некоего нашего понимания жизни. Вы говорите, что должны отмереть какие-то связи, пережитки советской эпохи… А я больше всего ценю то, что тянутся тоненькие ниточки из царской России. Все меньше и меньше тянется.
- Что должно произойти в стране России, чтобы страна Россия хотя бы вернулась к тем демократическим принципам, которые в этой стране были в 1989, 1990, 1991 годах?
- Я вам хочу сказать, что разочарование в этих вещах наступило не потому, что вещи, названные вами, каким-то образом не выдержали проверку. Произошла подмена понятий. Когда говорилось о демократии, в этот момент возникали люди, которые совершенно неправомерным образом отнимали, грабили. Мы хотели одного, а получили другое. Именно это назвали демократией, и сейчас мы уже ее боимся. В результате в который раз идет обман, обман и обман.
- Сейчас в России демократия?
У нас сейчас, в принципе, заложена абсолютно демократическая основа, благодаря той самой Конституции. В общем-то, все законы должны ей соответствовать. Другой вопрос, что, естественно, есть сомнительные какие-то вещи, которые не соответствуют Конституции в каких-то своих аспектах. Дело не в вертикали, поймите еще раз. Дело в самом обществе. Дело в его запросах.
- Что должно произойти, чтобы были другие запросы?
- Вот нас таких, которые разговаривают об этом, нас просто очень мало. А общество имеет те запросы, которые оно имеет. Оно не понимает, что скатится в итоге в достаточно опасную бездну, по всей вероятности.
- Но ведь его туда подталкивают.
- Оно само туда идет.
- Вы говорите, что оно само туда идет. Смотрите, у нас была абсолютно другая риторика в 2011 году: модернизация, европейский путь, я здесь главнокомандующий и так далее. Потом — раз! — и через год у нас риторика: духовные скрепы, традиционные ценности, Елена Борисовна Мизулина и так далее. Как это?! Общество не само это все производит. Это же люди, которые сидят в Государственной думе, в Совете Федерации, в Кремле, производят все эти духовные скрепы. Опять же мы не говорим про деятельность человека, которому написал речь, условно говоря, Игорь Юргенс, а сейчас у нас есть президент, которому пишут речи Александр Дугин или Проханов. Это немножко разные вещи. Это не баба Маша в городе Нерчинске падает в бездну. Это нас в эту бездну подталкивают вот эти люди. Нет?
- Дело в том, что Маше, о которой вы говорите, очень нравятся эти речи.
- Да, это чистая правда. Как вы в этой связи видите развитие ситуации в ближайшие три года?
- Сейчас в связи с событиями, которые происходят, — для меня они, честно говоря, загадочные, — я не возьмусь делать предсказания.
- А как вы относитесь к тому, что сейчас происходит?
- В данном случае как зритель. От меня мало что зависит.
- От того, что вы тогда проголосовали за этот закон о гей-пропаганде, ваша международная карьера ухудшилась?
- Нет, вы знаете, как ни странно, как-то никто не связал мою депутатскую деятельность и этот закон. Почему-то больше Гергиеву досталось, который за это не голосовал, например. В итоге ему достались демонстрации и все что угодно. У меня это прошло как-то совершенно незамеченным с точки зрения моих иностранных поездок и выступлений.
- Хорошо, последний вопрос. Вот вы защищаете ВВ. Все люди, о которых мы с вами сейчас говорили — речь не о сотрудниках «Уралвагонзавода», а о креативном классе, — считают ВВ исчадием ада.
- Зря.
- Назовите тогда специально для них, как представитель креативного класса, пять достижений Владимира Путина за 15 лет правления Российской Федерацией.
- У него гораздо больше достижений, чем пять.
- Если их больше, тогда вообще для вас это не составит труда.
- Остановил развал страны, укрепил границы, консолидировал общество, обеспечил рост экономических показателей и, главное для меня, объявил 2014 год годом культуры. Другое дело, что мы из этого сможем извлечь. А то складывается впечатление, что он должен заниматься всем, причем вместо всех остальных. Думаю, больше работать, чем он работает, просто физически невозможно. Вы согласны со мной?
- Тут вопрос не в том, с чем я согласен, а как вы считаете. Вы видите какого-то человека вместо Путина на позиции президента?
- Нет, не вижу.
- Россия-матушка — 143 миллиона человек, и ни одной альтернативы?
- Вы понимаете: не то что нет, а дай бог ему здоровья! Сейчас общество категорически не готово ни к чему другому. Это я вам серьезно говорю. Потому что на сегодняшний момент мы с вами можем обсуждать какие угодно модернизации, либеральные реформы или еще что-то, но это далеко не все наше общество.
- Ну был же президент перед ним... Глава вашей партии, кстати. И прекрасный был президент.
Давайте не будем скатываться к вульгарности. Мне очень многое импонировало в политике Медведева как президента, даже очень нравилось, однако очевидно, что Путин консолидирует общество в целом мощнее.
- То есть вы считаете, если бы Путин не был тогда премьер-министром, если бы не он реально руководил страной, то Дмитрий Анатольевич все бы здесь развалил, что ли?
Я так скажу: хорошо, что Владимир Владимирович был рядом.
