АСТРАХАНЬ – НОВОСТИ – ИНТЕРВЬЮ
На этой неделе «Пункт-А» беседует с весьма разносторонним человеком, который за годы своей работы успел потрудиться и журналистом, и главой пресс-службы губернатора, и политтехнологом, и продюсером известной телепередачи и организатором разнообразных городских массовых мероприятий... Наш собеседник – Игорь Беляков.
– Как ты для себя выбрал профессию журналиста?
– Я ее, наверное, для себя не выбирал. Просто так вышло, что профессия меня выбрала – еще в школе. Я в детстве писал стихи. И боксом еще занимался...
– Крутой замес...
– Да, вот так. И в спортивном лагере однажды я очень сильно простыл. Еще не очень удачно, до конца не выздоровев, пошел на речку ловить раков. И в итоге заработал себе осложнения на сердце, загремел в больницу. А в больницах в то время были школы: учителя специально приезжали преподавать детям, чтобы они не сильно отставали от сверстников. И к нам тогда приехала замечательный преподаватель по литературе Наиля Абдульманова, которая, по сути, и стала для меня тем человеком, который привел меня в журналистику. Тогда, в больнице, нам надо было написать сочинение про осень. Я подумал, что вместо большого текста мне легче сочинить стихотворение. И, видимо, поэтому Наиля Хусаиновна решила чуть позже позвать меня в только что созданный ею «Клуб юных корреспондентов».
Марлин весом 271 кг, пойманный Игорем Беляковым
– И ты – «юный поэт, боксер и гроза десятских раков» – начал туда ходить?
– Это получилось почти случайно. Сейчас это вспоминается почти как анекдот. Прихожу в школу, а мне говорят: «Там в пионерской комнате для тебя лежит какое-то письмо с приглашением». Я с удивлением иду, читаю: приглашают в Дворец Пионеров в какой-то клуб юнкоров. Из любопытства решил съездить.
А ведь не ближний свет на самом деле. Я то тогда жил в микрорайоне Х Лет Октября на Трусовской стороне. А Дворец Пионеров, если ты помнишь, был на Красной набережной, где сейчас мост Влюбленных. Еще грязюка ужасная была. Прихожу, мне говорят: «Без сменной обуви не пустим». И я уже злой развернулся и пошел: «Да ну вообще всю эту затею»... Иду обратно, перехожу мост и там на мосту встречаю Наилю Абдульманову.
Если бы тогда разминулись или прошли мимо, то, наверное, жизнь бы моя сложилась как-то иначе. Вот 100%. А тогда она меня развернула, привела в Клуб юнкоров, я стал что-то там писать.
– Это тебе сколько лет тогда было?
– 12 лет.
– А первая публикация у тебя когда случилась?
– Тогда же, в 1980 году – в газете «Комсомолец Каспия». Статья называлась «Мы – интернационалисты» и была посвящена теме дружбы советских людей с жителями других стран. Была какая-то встреча. Если память не изменяет, в «Клубе интернациональной дружбы». Там собирались разные люди и «долго говорили о том, что они дружат».
– И ты в 12 лет замахнулся писать на чуть ли не о международной политике? Сложно было?
– На самом деле нет. Я же просто описывал эту встречу. Обычный репортаж, ничего сложного. К тому же ведь интересно было, на самом деле, послушать человека из другой страны – как они там живут, что делают. Тогда же этой информации нигде не было. По ТВ такого не показывали. А тут сидит живой человек – спрашивай сколько хочешь.
Но в итоге мой текст процентов на девяносто потом был переписан более грамотным языком. Там, наверное, только фамилия моя и осталась. Тем не менее, мне это занятие понравилось. Начал писать дальше. Причем довольно активно. В определенный момент я чуть ли не в одиночку (под присмотром взрослых, само собой) выпускал целую полосу формата А3 в «КК». Это была отдельная страница для школьников.
Ну а в 1982 году мне сильно подфартило, и я стал делегатом Всесоюзного слета юнкоров в лагере «Артек».
– Тогда это, наверное, была мечта каждого пионера? Расскажи подробнее.
– Это была особая юнкоровская смена. Со всей страны собирали молодых журналистов и учили профессии. Наверное, из современных аналогов можно упомянуть разве только то, что делается на Селигере. То есть, приезжали лучшие журналисты: из «Пионерской правды», из «Комсомольской правды», из журналов «Пионер» и «Костер»... И со всей серьезностью учили нас профессии. Именно профессии, а не идеологии.
Хотя идеология, само собой, тоже присутствовала. Бдили строго.
– В чем это выражалось? «Железный каблук цензуры»?
– Когда мы только приехали, меня сразу выбрали редактором отрядовской газеты. А хотелось же выделиться, сразу поразить всех. Плюс, советская мода на аббревиатуры. И сделали мы газету под названием «ИНДЮК». Там все обалдели, конечно, с такого названия.
У остальных отрядов всякие идеологически выверенные названия – типа «Искорка», «Звездочка», «Костер». И тут мы со своим «ИНДЮКом»... В лагере всесоюзного значения. Там поднялся переполох. Спрашивают: что за название? кто придумал? почему индюк? Я говорю: ну так «ИНтересные Дела Юных Корреспондентов»!... Но креатив как-то никто не оценил, и меня с редакторов быстро убрали – «индюки нам тут не нужны».
В общем, так я понял, что такое формат. И что мне с моим характером будет трудновато постоянно ему соответствовать. Таких эпизодов потом была масса.
– Например?
– Ну, например, в колхозе я выдал фразу «Заграница нам поможет». Там такой ор поднялся несусветный. Я же говорю: это Ильф и Петров!
Или когда я, работая на радио, привел цитату из Бунина. Машинистка забыла ее вставить в кавычки, и редакторы потом у меня в тексте правили Бунина.
Или в школе был эпизод, когда мы выпустили стенгазету под названием «Аппендицит». Причем пошли по инновационному пути: все критиковали в своих стенгазетах учеников, а мы – учителей. Тоже подняли шумиху – неформат...
А еще был случай, когда мы проходили в школе Максима Горького – не помню только: или «Песнь о соколе» или «Песнь о буревестнике». Учительница задала вопрос: «Беляков, как ты думаешь, на кого в наше время похож этот буревестник?». Ну, я и сказал: «На Брежнева!». Вроде бы ничего такого и не сказал, но меня тут же выгнали из класса. А через пару минут выгоняют и моего друга... Спрашиваю: «А тебя за что?» – «То же за Брежнева. А что, правда, ему уже давно на пенсию пора, а он все летает и летает»...
– В общем, склонен был к диссидентству и не соответствовал строим канонам суровой советской журналистики... Как дальше сложилась твоя юнкоровская судьба?
– Юнкорил я приблизительно до 1985 года. Потом начался 10-й класс, надо было как-то школу заканчивать... А в 86-году ушел служить – на Тихоокеанский флот.
– Считай на три года пропал...
– Ну да. А когда в 89-году вернулся, ситуация и в стране, и в Астрахани уже кардинально поменялась. В журналистику пришли совершенно другие люди. Я их не знал, они меня. Попробовал устроиться в «КК». Мне там дали какое-то репортажное задание, начали потом за него критиковать... В общем, плюнул и пошел в гидро-геологическую партию.
– Расстался с журналистикой. Как же потом получилось вернуться?
– Я же не зря начал рассказ с того, что это не я выбирал профессию, а она – меня. После нескольких лет в командировках, уже в начале 90-х, я однажды вернулся из поездки и мама мне говорит: тут приходили люди с областного радио и тебя искали. Оказалось, им понадобился человек, и они нашли меня по старым юнкоровским спискам. Встретился, предложили попробовать, я согласился... Так и вернулся в журналистику. Причем пришел с зарплаты в 500 рублей на зарплату в 130 р.
– Расскажи о тех временах. Сейчас принято думать, что в 90-е журналистика расцвела буйным цветом – цензура-то исчезла... Так это было или не так?
– Вот показательный эпизод. На Облрадио я устроился, как сейчас помню, 1 апреля. А 22 апреля, как ты помнишь – день рождения Владимира Ильича. И надо же было так совпасть, что на этот же день в тот год выпала Пасха. И вся редакция на полном серьезе до хрипоты спорила, какую информацию давать первой в блоке – про Ленина или про Пасху. Сейчас такое в голову никому не придет.
Кстати, насчет цензуры, то ее на тот момент еще не отменили. Еще ЛитО существовало. Я ездил с микрофонной папкой на ул. Розы Люксембург. Там читали, правили и только потом ставили печать «К эфиру допущено»...
И тем не менее, это было время людей вроде меня – склонных к неформатным решениям. Тогда как раз в журналистику пришло молодое поколение. Закладывались новые каноны. То, что сейчас кажется обыденностью, тогда воспринималось, как «неслыханная смелость». Например, я во время передач обращался к слушателям «Уважаемые земляки»...
Сейчас это вообще-то норма, так и губернатор может сказать, и в газете так могут написать. А тогда ты не представляешь с каким трудом мне удалось провести слово «земляки» в эфир. Тогда это воспринималось чуть ли не ругательством – мне прямо заявляли, что это «словечко из лексикона люмпенов», что на радио ему не место. Называли менявыскочкой.
Знаешь, вот я сейчас от некоторых заслуженных журналистов слышу мнения о блогерах – что это выскочки, это «непрофессионалы»... А ведь нас тоже тогда за выскочек считали – пришли, начали делать по-своему. А ведь по сути это обычное старческое брюзжание на молодежь. Если блогер делает что-то интересное, если то, что он пишет интересно хотя бы сотне человек – так честь ему и хвала, пускай работает дальше.
– К слову, о блогерах и журналистике 90-х. Сейчас, как ни крути, на первые роли вышел интернет, как источник оперативной информации. Поэтому и соцсетевое сообщество сейчас зачастую оперативнее реагирует на новости, нежели официальные масс-медиа. А тогда, в 90-е вы, журналисты, где брали информацию?
– Как и положено – общались с источниками. По старинке. Вешал на плечо магнитофон «Репортер» с микрофоном, садился на поезд и ехал в Ахтубинск делать репортаж.
Никаких пресс-служб и в помине не было. Всю информацию добывали личными контактами с ньюсмейкерами – звонили, ходили на мероприятия, встречались лично. Норма была на каждого журналиста: добывать пять информационных поводов ежедневно.
Я эту норму выполнял так. Я к тому времени жил уже на улице Чехова и каждое утро ходил на работу по улице Кирова. Шел мимо киоска «Союзпечати», покупал свежие газеты, выпивал в Театральном переулке чашку кофе и шел неспешным шагом дальше на работу по Советской. А тут как раз и все чиновники спешат в администрацию на работу: тому кивнешь, с тем рукопожатием обменяешься – «Новости есть?»... Прошелся по Советской – уже все слухи собрал, три информации, как минимум, готово.
– Сколько ты проработал на областном радио?
– До 1996 года, пока не согласился перейти на работу пресс-секретарем губернатора Анатолия Гужвина.
– А выборами ты когда начал заниматься?
– Впервые к этому занятию – выборам – я приобщился осенью 1993 года. Это были первые выборы в Государственную Думу России. Потом еще были думские выборы 1995 года (потому что первый созыв избирался на два года). На обеих кампаниях, по всей видимости, мне удалось себя хорошо проявить, так что к началу выборов губернатора меня, собственно, и пригласили работать пресс-секретарем Анатолия Петровича.
– Не понимаю связи...
– Пресс-секретарь отвечает за публичный имидж главы области, правильно? А значит, на выборах это будет одна из фигур «на первой линии». Соответственно, выбор на тот момент у меня был такой: или, работая на выборах, пытаться как-то взаимодействовать с кем-то, кто будет на этой должности – или самому стать пресс-секретарем.
– Давай вернемся к началу твоей карьеры политтехнолога. Давно хотел спросить про думскую кампанию 1993 года. Как вы тогда работали? Там же времени было в обрез. В октябре Ельцин пострелял танками по Белому Дому, а в декабре уже выборы. На все про все – два месяца. Какую вообще кампанию можно провести за это время?
– Так время было другое! Тогда кампанию можно было сделать и за более короткий срок.
– За неделю?
– За неделю – нет. Но вот за две недели – может быть, да. Это сейчас у нас люди уже пресытились «политтехнологиями». А тогда это практически отсутствовало. Не было ни роликов на ТВ, ни нормальной агитационной работы. Даже листовки с портретами кандидатов были только черно-белые. Полноцветные плакаты были в диковинку. У нас кандидатом на тех выборах был Владислав Виноградов (нынешний глава Харабалинского района – прим. ред.). И когда привезли тираж цветных плакатов его фотографией – все ахнули. Что уже говорить, когда мы запустили на ТВ ролик? А ролик ведь был не то чтобы шедевр: с одной-единственной фразой «Владислав Виноградов – это парень, что надо!»...
– А что еще в этом ролике было?
– Ничего. Портрет и слоган. Потом, кстати, эту фразу долго цитировали. Люди были неискушенные. А уж всяких изощренных «технологий черного пиара» и в помине не было. Бери и работай, все технологии срабатывали и давали эффект.
Поэтому и кампанию тогда можно было вполне провести за месяц. Сейчас это нереально. Чем дольше в России существуют выборы, тем длиннее и дороже становятся избирательные кампании. Похоже, сейчас мы уже пришли к тому, что кампании, фактически, не заканчиваются: прошли выборы – кандидат сразу начинает готовиться к следующим... Раньше для выборов хватало месяца, потом двух, потом полгода. Сейчас серьезные кампании начинаются за год-полтора.
– Хорошо, перейдем от выборов 93 года к кампании 96 года. Чем тебе запомнились эти выборы?
– Какие именно? Президентские или губернаторские?
– А ты только в губернаторских участвовал?
– Нет, в обеих кампаниях. Дело в том, что президента выбирали в июне-июле 1996 года, а губернатора – в декабре. Так что поработать успел и там, и там.
Президентская кампания мне запомнилась, прежде всего, визитом Бориса Николаевича в Астрахань. Причем тогда произошел забавный эпизод. К нам от президентской службы спичрайтеров пришел запрос: надо было составить список тезисов с астраханскими фактами – чтобы они могли составить для него текст выступления. Ну, я подумал, что вместо какого-то списка проще сразу написать кусок текста. Если надо, переделают, как им нужно. А они не стали переделывать и вставили, как есть. Представляешь мое удивление, когда Ельцин выступает по телевизору и говорит слово в слово то, что я ему написал. Так что могу теперь гордо всем говорить: «Я писал речи для президента России»...
– Чем тебе запомнилась работа в пресс-службе Анатолия Петровича?
– О, это было интересное время. Фактически мы выстраивали систему работы с нуля. Не было на тот момент никакой службы по работе со СМИ. Не существовало системы ежедневных пресс-релизов. Мы тогда впервые начали ежедневно рассылать по СМИ информационные материалы о произошедших событиях и о принятых нормативных актах. Впервые мы начали проводить прямые телемосты: выгоняли на улицу передвижную телестудию (ПТС), и любой астраханец имел возможность в прямом эфире задать вопрос главе региона.
– И в таком режиме ты проработал...
– В таком режиме я проработал в общей сложности два года. Вообще, я шел на эту работу с прицелом на год. Но затем передача дел затянулась немного, и вышло два года...
– И ушел ты куда?
– На вольные хлеба. Был создан знаменитый «Астраханский пресс-клуб», который я и поныне возглавляю.
– А в чем смысл замысла?
– Организация рекламных кампаний, пиар-кампаний, избирательных кампаний. Этими вещами занимаюсь до сих пор.
– И примерно тогда же ты начинаешь проводить фестиваль «Вобла».
– Не совсем. Первый фестиваль «Вобла» прошел в 1997 году. Тогда я еще был пресс-секретарем.
– Как пришла идея?
– Да она, в общем-то, висела в воздухе. Я удивлен, почему до меня этого никто не сделал. Но, как бы то ни было, тогда – в 1997 году – мы этот фестиваль запустили и он проходит ежегодно до сих пор. Передача «Клевое место» тоже уже существует 11 лет...
– А когда начались акции по борьбе с мусором? «За чистоту губернии»... «Отбей нашествие пластика»...
– Это уже 2004 год. Тогда это тоже было в новинку. Некоторые на нас смотрели с непониманием: какие-то странные люди агитируют всех идти и копаться в мусоре – собирать пластиковый мусор по берегам рек, БЕСПЛАТНО РАБОТАТЬ ДВОРНИКАМИ.
Но, как видишь, за несколько лет общественное мнение удалось сдвинуть. Сейчас такие акции уже никого не удивляют. Первые лица города и области спокойно выходят вместе с молодежью собирать бутылки и никто над этим не иронизирует. Это стало проявлением гражданской позиции.
– Вернемся к твоей работе политтехнологом. Чем выборы 90-х отличаются от выборов 2000-х?
– По большому счету – мало чем. Изменились, может быть, формы и способы доведения информации до людей. Но суть осталась.
– А как же разговоры о том, что в 90-е был расцвет демократии, не было админресурса, не было массовых подтасовок.
– Да брось ты. Честных выборов не бывает. Мухлевали всегда. Там, где была возможность, ее использовали. Другое дело, что это не совсем моя профессия – манипулировать выборами. Я "игрок", а не "шулер". Видимо поэтому не все мои кампании проходили удачно. Были и проигрыши.
– То есть, ты на «белой» стороне...
– Не так. Нельзя делить на какие-то там «белые технологии», «черные технологии». Есть одна работа: довести до людей информацию о кандидате таким образом, чтобы он людям понравился. Я этой работой занимаюсь. А есть другая работа: вбросить. И это НЕ МОЯ РАБОТА. Для этого есть специально обученные люди. Я особенности этого дела не совсем знаю. Хотя сталкивался, не отрицаю.
Но одно могу сказать: когда говорят о слишком массовых вбросах – что кандидату «нашвыряли» 50% – я в это не верю. Просто мой опыт подсказывает, что это нереально. 5-10% «нашвырять» – возможно. И то, если напрячься очень сильно. Но не больше.
– Вот ты говоришь, что твоя работа – сделать так, чтобы кандидат понравился людям. Получается, тут подходы, как в обычной рекламе? Надо показывать «товар» привлекательной стороной? Как будто йогурт рекламируешь?
– Напротив, я бы сказал, что коммерческая реклама в бОльшей степени воздействует на разум аудитории. А вот избирательные кампании строятся через эмоции. Причем главная цель – чтобы кандидат нравился всем.
Есть в среде политтехнологов анекдот про то, как перед выборами кандидата надо было отправить на бал-маскарад. Ну вот, собирается штаб этого кандидата и начинает размышлять: «Так, кандидат у нас лысый и хромой. Давайте нарядим его пиратом. На лысину повяжем повязку, дадим костыль...» – «Нет, пират – это бандит, электорат не поймет» – «Тогда нарядим его священником: на голову клобук, ряса скроет ноги...» – «Нет, тогда мы оттолкнем избирателей других конфессий»... В итоге сунули кандидату в зад костыль а лысину наполировали до блеска – получился чупа-чупс. Ведь чупа-чупс всем нравится...
Вот в этом и ключевая мысль: чтобы нравился и обязательно – всем. В этом смысле у Ельцина был гениальный слоган в свое время: «Голосуй сердцем»...
– Ага-ага, то есть «голосуй сердцем, А НЕ ГОЛОВОЙ».
– А ты думаешь, люди ходят на выборы и делают там осознанный выбор? Да это была бы прекрасная утопия. Но жизнь показывает, что голосуют люди в основном сердцем – за того, кто симпатичнее. Ну еще часть голосует «желудком» – то есть, исходя из понимания, что от этого кандидата будет им лично какая-то польза.
– Сколько выборов ты провел за все время?
– Не знаю. Однажды попытался посчитать – сбился.
– Ну тогда другой вопрос: какая твоя самая интересная была кампания?
– Тоже трудно сказать. Каждая была по своему интересна. Когда мы этим только начинали заниматься, многое было в диковинку. Естественно, тогда, в 90-е это было очень интересно. Но и в 2000-е тоже были кампании – более масштабные, более важные...
– Хорошо, расскажи про кампанию 2006 года. Тогда ты работал на «Российскую партию пенсионеров» (РПП). И она, явно не без твоей помощи, успешно прошла в Облдуму. По воспоминаниям очевидцев, это тогда многих поразило, было неожиданностью. Трудная была кампания?
– Хорошая, кампания, но не такая уж и «великая». Там было много предопределено исходными условиями. Во-первых, и на федеральном уровне РПП выступила неплохо. Так что и сама партия имела силу. Во-вторых, изначально была четко очерчена целевая аудитория – пенсионеры: то есть, цели и задачи были заложены уже в названии партии. Это не позволяло распыляться. Ну и в-третьих, важную роль сыграл тот факт, что в Астрахани партию возглавил Петр Гужвин: фамилия, как ты сам понимаешь, весьма известная в области. Так что от нас на тот момент зависело лишь одно: сделать все правильно, воспользоваться изначальными преимуществами. К счастью, это удалось.
Главная трудность была в той кампании – ты не поверишь – укрыть до поры наши позиции. Чтобы «ЕР» не поняла, что РПП набирает голоса на ее поле. Тогда бы нас задавили. Поэтому работали по-партизански, без офиса. Собирались у пенсионеров в домах. Людей «заряжали» специально на опросах говорить «мы за Единую Россию». Видимо, поэтому потом случился эффект неожиданности...
– Спрошу о твоих взаимоотношениях с разными партиями. Не секрет, что значительное число проведенных тобой кампаний было за «ЕР». Почему так?
– Считаю, что организация избирательных кампаний - это все-таки работа, а не политика. По крайней мере, для себя я давно поставил за правило: выборы - это работа. Поэтому на вопрос о том, что я работал на выборах с "ЕР" отвечу прямо: это отношения заказчика и специалиста. К партии власти отношусь ровно: там есть люди, к которым я отношусь с симпатией. есть и люди, с которыми в обычной жизни я не смог бы наладить контакт.
Впрочем, я не совсем свободен от политических пристрастий. Например, я принципиально не буду работать никогда с коммунистами. Потому что эта идеология, извини, мне знакома не понаслышке и совершенно не близка. Это принципиальная позиция.
Так же принципиально я против того, чтобы работать на ЛДПР. Это партия одного человека, который там царь и бог. Я с уважением отношусь к Владимиру Вольфовичу, никогда не против посмотреть на его эскапады. Но трудиться для того, чтобы этот человек возглавил страну? Нет, извините.
– А эсеры?
– Понимаешь, я Олега Шеина знаю с молодого возраста. И в силу этого мне очень трудно к нему относиться серьезно. Да, я не отрицаю, что это интересная фигура в астраханской политике, что он много сделал хорошего для города (как. впрочем, и его "вечный враг" - Сергей Боженов). Но, опять же, работать с ним – не буду. Мы слишком далеки друг от друга. Такие люди, как Шеин, таких людей, как я. В 30-е годы в тюрьму сажали. Это мое личное мнение.
– Как ты отнесся к «болотным» событиям?
– А никак. Я стараюсь включать голову, только когда меня нанимают на работу. А в остальное время моя голова занята более простыми вещами: рыбалкой, чтением качественной литературы, путешествиями, постоянными проектами... Поэтому мою оценку, как профессионала, можешь не спрашивать.
А чисто по человечески, скажу, что мы это все уже проходили в 90-е. И ни к чему хорошему тогда это не привело. Сейчас подросло новое поколение, кому это интересно попробовать – повыходить на митинги, поорать лозунги, потрясти транспарантами. Но я это все уже проходил, мне не интересно. Да и слово-то какое – «болотные события»...
На этот счет процитирую Пушкина: «На свете счастья нет, но есть покой и воля»... Кому-то нужно больше «покоя». И Путин многим это ощущение покоя дает (хотя. честно сказать, я давно открыто говорю, что моим президентом был и останется - Ельцин). А кому-то нужна «воля». То есть право делать что-то свое, самовыражаться, заниматься любимым делом или бизнесом. Вопрос в том, что волю ведь никто не ограничивает. Был в свое время анекдот про жандарма и революцонера:
При царе-батюшке жандарм поймал революционера и посадил его в тюрьму...
Потом случился 1917 год, и революционер посадил жандарма в тюрьму...
Потом случился 1937 год, и революционера самого посадили...
И вот еще через годы жандарм вышел из тюрьмы, идет по рынку, а там революционер семечками торгует. И жандарм ему говорит: «А тебе что, царь-батюшка семечками мешал торговать?»
Вот так я и оцениваю «болотные» события.
