30-06-2021
В рубрике «30 лет спустя» мы продолжаем вспоминать события новейшей истории страны и региона, прибегая к помощи известных астраханцев. И сегодня гость рубрики — журналист Ольга Сосновская. Обаятельная женщина, настоящий профессионал своего дела, телезвезда 90-х годов, лицо «золотой эпохи телевидения».
- Ольга Анатольевна, мы тут, в преддверии юбилея новой России, завели привычку вспоминать эпоху перемен. Сегодня ваша очередь. Давайте оттолкнемся от 1991 года?
- 1991 год был историческим не только для страны, но и лично для меня. Я в ту пору работала на местном телевидении, у меня уже были хороший рейтинг и узнаваемость. По тогдашним меркам этого было достаточно для того, чтобы числиться в «звездах». Мне очень повезло, что я работала с режиссером Юрием Заворотнюком (отец актрисы Анастасии Заворотнюк - прим. ред.), это был профи высочайшего класса. Нашу группу по первым буквам фамилий в шутку называли «засос», и мы делали все, чтобы сюжеты не были скучными и пресными.
И вот, 13 мая, меня вызывает к себе главный редактор и говорит, что нужно сделать сюжет на Москву. Там создано принципиально новое телевидение — РТР, программа «Вести». От привычного ЦТ отличается большей свободой и смелостью. Я поначалу отказывалась, но куда деваться — поехала. В ту весну у нас было страшное наводнение. А как снимать наводнение, если не сверху? Прибыли на аэродром в Приволжье, стала я требовать вертолет. Мне говорят — нет возможности, тут Дьяков и Гужвин (главы обкома и облисполкома) вылетают. Я — в крик! Москва ждет сюжета уже в обед, а его еще сделать надо и перегнать!
Подходит Анатолий Петрович. Спрашивает — чего шумишь? Я объясняю. В итоге мы с ним полетели, и он сам показывал масштабы бедствия — затопленные дома, плывущих и тонущих коров. К журналистам он относился по отечески. Как не вспомнить этого человека добрым словом?
Сюжет я сделала, хоть и в экстремальных условиях, вечером он вышел. И так началась моя карьера собственного корреспондента РТР. А уже второй мой сюжет о паводке, где я плавала на утлой лодочке и меня унес ветер, стал лучшим сюжетом года в России. Это, пожалуй, моя самая главная награда в жизни.
- Вы работали на РТР с самого начала. Каким было телевидение той поры? Ведь СССР еще не кончился?
- Это было невероятно интересное время, и я счастлива, что получила возможность тогда работать на ТВ. Команда собралась принципиально новая — Света Сорокина, Юра Ростов, Влад Флярковский. Ведь каждый день какое-то открытие! Нет, меня любили и здесь на астраханском уровне, но когда я узнала, что за мои сюжеты в буквальном смысле дерутся ведущие вечернего выпуска — это высшая степень признания, лучший комплимент! И всегда просили у меня какую-нибудь «мулечку». А мы с Заворотнюком старались оправдать ожидания.
В принципе, мы делали свободные и интересные сюжеты и на астраханском уровне. Благо, горбачевская перестройка позволяла говорить не только о партии и ее достижениях. На нашем телевидении тогда работали молодые, очень творческие ребята — Андрей Жиляев, Женя Бабушкин, на радио вещал Игорь Беляков. Молодежная телепередача «Угол» была сверхпопулярной. Мы постоянно экспериментировали, жили этой работой.
Авторы легендарной телепередачи «Угол» 30 лет спустя
Но 1991 год окончательно распахнул шлюзы, а «Вести» стали не просто интересным новостным выпуском, но и возможностью рассказать о жизни в регионах, о наболевшем. И это очень ценил губернатор Анатолий Гужвин, он как то сказал: «Это во многом благодаря тебе, Оля, Астрахань перестали путать с Архангельском». А как-то раз я снимала сюжет о жизни в гнилушках. Там жители написали на стене: «Гужвин, иди к нам жить!». Гужвин видел этот сюжет. Но не обиделся, а наоборот: «Я под этот сюжет в Москве денег выбью».
Мы работали интересно и очень тщательно. Вспоминаю, снимали сюжет о подтоплении. Последний кадр — я говорю финальные слова: «Ольга Сосновская, Астраханская область». В это время мимо проезжающий грузовик обдает меня грязной водой из лужи, и я стою вся в жиже! Это придумал гениальный Юра Заворотнюк. И тут было важно синхронизировать каждую секунду, ведь второго дубля не будет!
С основателем ВГТРК Анатолием Лысенко
- Наверняка, многие зрители зрелого возраста помнят ваши тогдашние подвиги — прыжки с моста, репортажи с верхотуры и т. д. Это было порой очень опасно. Зачем?
- Нам говорили: «Вы, собкоры, наши глаза и уши в регионах». И, конечно, мы старались делать сюжеты острыми, чтобы их заметили, и территория получила пользу. При этом, конечно же, хотелось удивить. Тем более, что у меня это получалось. Мы буквально жили работой, отдаваясь ей полностью.
Меня недавно просили рассказать молодым тележурналистам, как я лазила на телевизионную вышку, к Дню телевидения 7 мая. Зачем туда было лезть? Боялась же… Но нужен кадр, хороший кадр, хотелось впечатлить зрителя. И я полезла. В мини-юбке и красивых колготках, обмирая от страха. А наверху - воронье гнездо! Агрессивные вороны начинают на меня пикировать. Представляете? И я оттуда веду репортаж!
Однажды на брифинге министра обороны, в полевых условиях, я пробралась в первый ряд и опустилась на одно колено, чтобы не загораживать «картинку» операторам. Разговор был долгий. И самостоятельно встать я уже не могла, заклинило…
Но. Я была счастлива! Я получала кайф! Я подпитывалась энергией зрителей и их любовью! Это были безумно классные времена!
- Тогда зрители воспринимали ТВ, как некую значимую инстанцию, обращались за помощью. Приходилось помогать? А главное — удавалось ли?
- Как-то к Дню музеев я делала материал об астраханском таксидермисте и реставраторе Владимире Головачеве, человеке с интереснейшей судьбой. Снимала у него дома, а жил он в ужасных условиях, гнилушка настоящая, с проваленными полами. Но он же часть реставрационных работ дома проводил! Уникальных работ! И я сделала акцент на этом страшном жилье. Через месяц ему дали квартиру. А он позже благодарил меня. Когда я сломала ногу, лечил меня памирским мумием, которое когда-то сам собирал в Таджикистане.
Потом еще одна семья получила квартиру после моего сюжета. У них родилось трое девочек. Одну из них назвали в мою честь.
А самый памятный случай — это помощь Антону Борисову, мальчику-инвалиду, брошенному в доме престарелых. У человека крохотное тельце, с несовершенным остеогенезом. Таких людей называют «хрустальными». И мы с коллегами взяли над ним шефство, кормили, ухаживали, общались. Рассказали о нем всему миру. Сейчас он живет в США, написал книгу «Кандидат на выбраковку».
Так что, телевидение в те годы было действенной инстанцией, оно реально помогало людям.
- Но 1991 год — это не только безграничная свобода. Это еще и необходимость выбора. В августе. И ВГТРК в ту пору могли запросто закрыть. Помните, как это было?
- Конечно. Меня разбудил утром телефонный звонок, муж подруги, работник милиции, спрашивает: «Оля, ты, наверное, в курсе, что там в столице, переворот?». А я ни сном, ни духом. Включаю телевизор — «Лебединое озеро», информации ноль. Еду на работу, мне говорят — мы выполняем приказы ГКЧП. Ни о каких переменах в кадре не говорить, пускайте какое-нибудь старье. Как же так? Мы, естественно, забурлили, стали требовать правды, возможности включить «глас народа» с улицы. Но. За нами следят. Камеру мне не дают. Ослушание грозит увольнением. И мы сделали выбор. Ушли. Я, Жиляев, Бабушкин, всего восемь человек. Приехали ко мне домой, курили, пили чай, спорили. Мне позвонила Москва, они вели репортаж с крыши «Белого дома». Я даже не поняла — какого «Белого дома», американского что ли? Это название еще не вошло в обиход. И вот в режиме прямого включения, по телефону, мы передавали обстановку в регионах. А люди, простые астраханцы, звонили мне домой и рассказывали - что происходит в городе.
Короче, у меня образовалась штаб-квартира. Тем временем, руководитель тогдашнего ТВ Николай Егоркин (ничего личного, просто воспоминание), собрал коллектив, нас назвали отщепенцами, которые бросили работу и не подчинились законным требованиям власти. Заклеймили. И заставили сотрудников подписать письмо, осуждающее нас.
К счастью, все быстро кончилось. Потом было заседание облсовета, и я там выступила, рассказав о том, что творилось в эти дни на ТВ. Шла прямая трансляция. И вскоре мне из одной ИТК прислали искусно сделанный деревянный крест. За победу и выдержку. Это было очень трогательно.
- Так у вас, учитывая «гребень» событий, появилась возможность стать руководителем, начальником, поиметь преференции?
- Ну, быстро пошла различная «пена», появились люди, которые стали бить в грудь, объявляя себя демократами и борцами. У победы ведь тысячи отцов. Были различные некрасивые ситуации. Кто-то, конечно, получал квартиры, должности, возможности. А я оставалась при своих, ничего у власти не просила, да и статус руководителя мне не был нужен. Каждый должен заниматься своим делом. К счастью, зарплату тогда Москва платила, на жизнь хватало. Хотя и не всегда.
- И что делали, когда не хватало?
- Был период, когда мы все пытались что-то продавать, дефицит же — ни вещей, ни денег. У кого что было — то и продавали. Помню ужасный случай, когда наш режиссер продавал ботинки. Красивая такая пара обуви, но… для покойников, была такая услуга. До голода не доходило, хотя… стояли близко. И вот, когда я помогла семье с тройняшками получить квартиру, ко мне пришел дедушка этих девочек. Поблагодарить хотел. С палкой колбасы и буханкой хлеба.
Порой даже ребенка было нечем кормить. Помню, звоню подруге: «У меня две картошки и немного муки, что делать, как жить?». Она предлагает: «Сделай драники».
А был период, во второй половине 90-х, когда Москва перестала оплачивать бензин и технику, денег становилось все меньше и меньше, ни на что не хватало. И случалось работать по бартеру, тут нечего стесняться. Снимали материал о фермерском хозяйстве, а нам за это давали картошку и капусту.
Вот так и жили. И выжили.
- Вы работали собкором вплоть до конца 90-х, которые теперь принято называть роковыми и приснопамятными. Событий было огромное количество, поводов - хоть отбавляй, Астраханская область приобретала новый статус, постоянно приезжали высокие гости. И от мастерства корреспондента многое зависело, в том числе — акценты и выводы.
- Да, это так. Важно было не только сделать что-то остренькое и вкусное, нужно было принести пользу региону и людям. Например, экология. Тогда она была у всех на слуху. Я помню, когда в 1992 году прилетал Борис Ельцин, его повезли на Газпром. К этому предприятию у общественности были претензии по поводу загрязнения. Ельцин при первой записи в аэропорту был еще трезвым, а на Газпроме уже… с красным носом. Красным до такой степени, что Москва пустила этот сюжет в черно-белом исполнении.
Борис Николаевич, находясь в приподнятом настроении, костерил Газпром и грозился его закрыть. А как это можно? Ведь, при всех экологических минусах, это наше предприятие является бюджетообразующим и кормит тысячи семей. Поэтому нужно было давать взвешенный сюжет, избегая крайностей.
- Телевидение той поры и телевидение нынешнее — как говорится, две большие разницы. Сегодня о телевидении, увы, мало кто говорит с уважением. Тогда телевидение — это Листьев, Невзоров, Сорокина, Парфенов, Миткова, Флярковский… Сегодня телевидение это - …. ну, давайте не будем называть знаковые фамилии, чтобы никого не обижать. На Ваш профессиональный взгляд — почему так получилось?
- В начале 90, в силу исторических обстоятельств, телевидение стало свободным. Можно рассуждать о свободе с разных сторон, и обилие свободы в числе прочего приносит и минусы, но факт остается фактом. Сейчас независимого телевидения нет, все так или иначе связаны договорами и контрактами с властью — областной или городской, а также бизнесом, промышленными предприятиями и коммерческими структурами. А если ты связан денежными отношениями — критиковать уже неудобно.
- Вы смотрите телевидение сегодня? Считаете его, как прежде, решающей силой?
- Нет, не смотрю. Все очень сильно изменилось. И я, к сожалению, вынуждена сказать, что сегодня людям, обращающимся за помощью на ТВ, очень часто отказывают: «Мы такие сюжеты не делаем». Это мне рассказывают ныне работающие коллеги. И сами люди в силу ТВ не очень верят. Понимаете, в наше время, когда мы, к примеру, снимали репортаж о затопленном поселке, там не было света. А нам требовалось электричество. И вот, представьте, люди из всех домов собрали все имеющиеся удлинители, соединили, куда-то там подключили и запитали наше оборудование. Вряд ли сейчас такое возможно.
Горько говорить, но телевидение уступило пальму первенства интернету и социальным сетям. Они интереснее и свободнее. И я не хочу хаять нынешнее поколение журналистов, нет, и сейчас есть таланты, есть классно работающие ребята, пусть у них все сложится… Просто изменилась эпоха, изменились тренды, изменились подходы. Журналистика сегодня вряд ли считается элитной профессией, об этом можно судить по постоянно мелькающим вакансиям: «Требуется корреспондент».
Честно говоря, собственным внучкам я никогда не посоветую идти в журналистику. Средняя начала заниматься блогингом, ну и славно, это интереснее. Потому что мало получать деньги за работу журналистом, нужно получать удовольствие от этого. А какое может быть удовольствие, если ты по рукам и ногам связан условиями контракта и правилами политеса?
Важно быть счастливым в своей профессии. И себя я считаю счастливым человеком!