"В жизни каждого человека есть люди, которые занимают значительное место в судьбе. Не только для меня, но и для всей моей семьи таким человеком был Анатолий Петрович Гужвин. После его безвременного ухода из жизни мы поддерживаем еще более тесную связь с его семьей.
Мы познакомились в 1975 году, когда он работал первым секретарем обкома комсомола, а я – главным инженером, а впоследствии – председателем рыболовецкого колхоза «Рассвет» Наримановского района.
В те времена по линии обкома ВЛКСМ проводились слеты, встречи, семинары. Подобные мероприятия с участием первого секретаря обкома ВЛКСМ проходили и в нашем хозяйстве. Так что я был знаком с Гужвиным с тех лет, но тогда даже представить не мог, что буду идти с Анатолием Петровичем по жизни рядом.
Пословица «Друг познается в беде» - про Гужвина. Особенно это проявилось в 1990 году. Незадолго до известных событий, связанных с ГКЧП, небезызвестный всем Иван Николаевич Дьяков ушел с партийной работы в областной Совет народных депутатов. Должность первого секретаря обкома КПСС оказалась вакантной, и, честно говоря, у меня, второго секретаря, занимать ее не было никакого желания. Ведь в те времена разгула демократии КПСС не пинал разве что только ленивый. Камни, как говорится, разбрасывали все, а вот собирать их было некому. В этой ситуации Анатолий Петрович сыграл в моей судьбе главенствующую роль.
«Я не пойду первым, пусть кто-то другой»,- категорически заявил я Петровичу. «Придет другой, не знаю, еще каких дел наворочает, что же мы будем людей сталкивать: ситуация и без того непростая. Прошу тебя, как друга, останься работать в обкоме партии, все будет нормально, я помогу и, когда надо, поддержу»,- вот что сказал тогда Гужвин.
Состоялись альтернативные выборы, я стал первым. Работали вместе, переживали за события, доверяли друг другу. Порою приходилось складывать в одну стопку указания ЦК КПРФ, в другую – президентской власти. Как быть, как поступать? Часто они исключали друг друга.
Выручали богатейший житейский опыт, интуиция Анатолия Петровича, его знание людей, их характеров, возможностей. Именно благодаря этому фактору Астраханская область прошла без потрясений этот тяжелый период истории страны.
Гужвин очень помог мне в трудоустройстве людей, которые работали в партийных органах: ведь после запрещения КПРФ они были выброшены на улицу.
Особые воспоминания – о тех временах, когда мы с ним были народными депутатами РСФСР. За съездами в Кремле, затаив дыхание, следила вся страна. Приходилось принимать решения, которые коренным образом меняли ситуацию в государстве. Работать в Москве нам, астраханцам, приходилось в очень непростой политической обстановке: у Анатолия Петровича были одни установки, какую точку зрения отстаивать и как голосовать по тому или иному вопросу, у меня, как у партийного работника, - совсем иные. Часто в кулуарах и в гостинице спорили, дискутировали с Анатолием Петровичем чуть ли не до хрипоты. И надо сказать, политическое чутье никогда не подводило Гужвина. Он был не по годам мудрым. Я зачастую прислушивался к его мнению, и жизнь показывала – оно правильное. Гужвин был блестящим политиком, теоретиком, хотя следует признать, в силу жизненных обстоятельств ему не хватало опыта хозяйственника. И он не скрывал этого своего недостатка, не стеснялся советоваться с людьми.
Анатолий Петрович порою был человеком упертым, как его ни убеждай, а он все равно гнет свою линию: «Я сказал – и все!». Порою у меня на него были и обиды, которые сейчас, по прошествии лет, кажутся мелочными. В работе, для дела он не разбирал, кто друзья, кто товарищи. Провинился – отвечай без всяких поблажек! Помню, в бытность мою руководителем областной налоговой инспекции он проводил у нас совещание, по окончании которого начал меня отчитывать. Когда все уже разошлись, я говорю ему с обидой: «Ну, зачем же ты меня, Петрович, так распекал при всех!». А он в ответ: «Гена, ну ты же должен понимать как первый руководитель, если я переведу критику не на тебя, а на твоих подчиненных, то это будет малоубедительно». «Да, это так,- спорю я с ним,- но сердце-то у меня все равно одно!». Или другой случай. Подходит к концу совещание в кабинете у губернатора по плохому сбору налогов. Заходит помощник, показывает Гужвину записку. Петрович косо смотрит на меня. «Ну,- думаю,- еще одна кляуза на меня поступила». И тут Петрович объявляет всем: «Хочу сообщить о награждении Геннадия Александровича Горбунова орденом Дружбы». А потом, выдержав паузу, добавляет: «…Но вручать награду ему не буду – пока не устранит все недоимки».
Гужвин любил рыбалку, был культурным, очень аккуратным рыбаком, покупал в магазинах «особые» блесны. Разложит их в коробки и сидит, колдует над ними на берегу. Где бы ни был, в каких командировках, даже за границей, он обязательно посещал магазин «Охотник и рыболов».
А про его увлечение голубями ходили легенды. Я и сам был тому свидетелем. На отдыхе в Кисловодске он обязательно посвящал два-три дня общению с местными голубятниками.
Ездил к ним в Ессентуки, Железноводск. Как увидит, у кого над крышей голуби летают, стучится в калитку. И начинается долгий разговор, понятный только им. На особом, специфическом языке. Петрович знал толк в голубях, для особо породистых не жалел денег, вез на обратном пути их в Астрахань. В разговоре с курортными голубятниками не выдавал свое губернаторское происхождение, лишь в конце беседы дарил свою визитку и «астраханский комплект» - бутылку алвизовской водки да воблешку. Кисловодские мужики, не веря глазам своим, что с ними запросто беседовал такой человек, просили Гужвина: «А пропустить с нами рюмку-другую Вы можете?». – «А почему бы и нет? – отшучивался Петрович. – Ведь я на отдыхе».
Как-то летом мы поехали семьями в Камызякский район на природу. Однажды, любуясь тихим берегом реки, плакучими ивами, Анатолий Петрович неожиданно для меня сказал: «А что если, когда уйдем на пенсию, построить в этих краях два домика у реки? Будем отдыхать без забот и хлопот, радоваться жизни». Жаль, что он не дожил до пенсии….
