Благими намерениями вымощена дорога в ад. Кажется, именно этой фразой можно проиллюстрировать последние два года жизни и работы Елены Золиной. Астраханка хотела просто оказывать помощь малоимущим и раздавать бесплатные обеды, а в итоге потеряла 300 тысяч рублей и вынуждена была нанять адвокатов, чтобы не стать фигуранткой уголовного дела.
О ее проекте социального центра мы уже писали в одной из предыдущих публикаций. На тот момент нам была известна только ее версия событий. Чтобы узнать полную картину, мы отправили редакционный запрос в министерство социального развития. Ответили они нам еще в декабре, но в преддверии новогодних каникул мы решили тему не поднимать — слишком уж она серьезная и требующая долгого переосмысления.
Немного предыстории
Астраханка Елена Золина в свое время организовала фонд помощи живой природе «Защита Волги». Благотворительная организация занималась решением экологических проблем, очисткой берегов и тому подобным. В 2017 году фонд решил немного расширить спектр своей деятельности и начать оказывать помощь социально-незащищенным слоям населения: погорельцам, сиротам, пенсионерам и другим астраханцам, попавшим в беду. По сути для такой помощи ничего не нужно: ни специальные лицензии, ни разрешение надзорных ведомств, ни какая-либо документация. Можно, например, организовать сбор вещей от неравнодушных граждан у себя на странице в социальной сети, а после — раздать на свое усмотрение. И максимум — отчитаться фотографиями о своем благом поступке перед теми, кто эти вещи пожертвовал.
Впрочем, даже в масштабе страны благотворительные фонды держат ответ только перед своими меценатами, но никак не перед государством. Такие организации могут заниматься сбором средств и социальной работой, а отчеты формировать на свой вкус и по собственным лекалам. Лишь бы вкладчики были довольны. Совсем иначе дела обстоят с государственными учреждениями социальной поддержки и теми, кто так или иначе с ними начинает сотрудничать.
Скажем прямо, в этой истории мы не будем вычислять правых и виноватых. Да и ответ на извечный вопрос «Что делать?» не дадим. Скорее всего — менять законодательство, да и то не факт, сами понимаете. В общем — у нас есть версия Елены Золиной и есть версия Минсоца. И они, мягко говоря, противоречат друг другу. Проверить достоверность обеих версий не представляется возможным, так как речь часто идет об устных обещаниях и разговорах. То есть — слово против слова. Но мы запросили консультацию адвоката, который в данный момент защищает интересы Золиной. У него в распоряжении имеются не только все документы по этому делу, но и юридическая база, которая помогает их правильно трактовать. Будем ждать от него ответа.
Пока что представляем вам две версии событий, так как нам их передали:
Минсоц: (информация взята из официального ответа на обращение редакции ПУНКТ-А, но немного переведена с бюрократического языка на русский) «В 2017 году фонд «Защита Волги» обратился к нам за консультацией по вопросу социальной помощи гражданам. Мы Фонд проконсультировали и помогли внести в Устав изменения, которые позволили осуществлять деятельность не только по охране окружающей среды. Таким образом с июля 2017 года Фонд получил право обеспечивать нуждающихся наборами продуктов, одеждой, обувью, предметами первой необходимости и содействовать в получении социальных услуг».
Пока что с историей, рассказанной нам Золиной, никаких противоречий нет. Идем дальше.
Минсоц: «Эти изменения позволили Фонду написать нам заявление, а нам — заключить с ним соглашение о взаимодействии сроком до 15 ноября 2018 года. Соглашение предполагало, что Фонд берет на себя обязательства по оказанию гражданам безвозмездной помощи в оформлении документов, получении юридических услуг, по предоставлению бесплатных обедов, или наборов продуктов, одежды, обуви. Взамен мы предоставляем Фонду в безвозмездное пользование помещение для оказания всех вышеперечисленных услуг».
Тут вроде тоже все сходится.
Дальше Фонду без конкурсов (как и предполагается по постановлению правительства) было предоставлено помещение, использовавшееся до этого как ночлежка для бомжей. Надо понимать, что у региональных властей тоже есть свои обязательства по отношению к разным категориям граждан. В том числе и люди «без определенного места жительства» (а чаще — с пропиской, но асоциального образа жизни и девиантного поведения) не должны валяться под мостами и вообще валяться где бы то ни было, а должны быть доставлены в какой-нибудь центр помощи, потом с помощью сотрудников полиции опознаны и благополучно отправлены или по своим домам или по казенным. Вот для этих целей временного размещения и опознания и служила ночлежка на ул. Сеченова, 41.
Это вот такой вот домик на трусовской стороне неподалеку от Нового моста и Наримановского хлебозавода. Состояние у помещения было соответствующее, в таком состоянии его и передали Золиной.
С точки зрения минсоца здание было полностью готово для эксплуатации, более того — эксплуатировалось до момента передачи Фонду. С точки зрения Золиной оказывать социальные услуги в ТАКИХ условиях — все равно что держать людей за скот. В общем — нельзя и кощунство.
Слева - было, справа - стало
Тут возникло первое недопонимание. Елена Золина хотела создать уютное место, где люди в трудной ситуации могли бы приходить в себя и отдыхать от проблем. У минсоца отношение было более прозаичное:
«помещения соответствовали требованиям для оказания услуг». Есть буква закона и она не нарушена. Остальное — излишки.
Минсоц: «Договор безвозмездного пользования заключался на срок действия нашего соглашения с Фондом — до 15 ноября 2018 года. Об этом сроке и о том, что помещение передается для ЦЕЛЕВОГО использования Золина знала. Не могла не знать, так как подписывала договор лично».
Золина: «Мне сказали, что дата — 15 ноября 2018 года — предварительная, а после мы сможем продлить договор и соглашение на более длительный срок. В других регионах аналогичные соглашения заключаются на 49 лет сразу. И люди не боятся приходить в новые помещения, делать там ремонт и так далее».
В общем — Елена Золина «вселяется» в помещение и начинает делать там ремонт за деньги своего благотворительного фонда. Тратит порядка 300 тысяч рублей, красит, латает, убирает территорию. Ремонт длится аж до весны и все это время Фонд не выполняет условия соглашения с минсоцем о целевом использовании помещения. Они-то дали его, чтобы людей кормить обедами, а не ремонт делать.
С одной стороны — можно их понять. Вот придет в один прекрасный день прокуратура. Спросит
«А что это вы помещение дали под бесплатные обеды, а там ремонт? А где гарантия что там после ремонта не офис откроется, а социальный центр? А как же ваши обязательства перед малоимущими?» И ответить им будет нечего. С другой стороны — и Золину тут можно понять. Ну не вести же бедную пенсионерку, которую сын-алкоголик выгнал из дома, в какой-то клоповник с дырявыми матрасами. Хочется ведь по-человечески. Судя по всему, нужно было для этого покупать свое помещение или брать в аренду у частников. Проблем было бы меньше.
Минсоц: «Есть законы, которые регулируют оказание социальных услуг. При этом не важно, оказывает их государственная или частная организация. Например, социальные услуги нельзя оказать насильно. Основанием для оказания является письменное заявление гражданина или его законного представителя, а подтверждением, что услуги были действительно оказаны, служит акт выполненных работ. Эти документы должны быть у любой организации, которая оказывает социальные услуги».
Тут тоже все логично. Ведь нельзя же просто схватить человека на улице, впихнуть ему набор продуктов и считать себя социальным центром помощи населению. Конечно, бюрократическая волокита, но куда ж без нее.
Золина: «Ни о каком сборе документов речь не шла, в минсоце мне про это никто не сказал при заключении договора. Вещи к нам везли со всего города. Добрые горожане хотели помочь, оставляли куртки, свитера для малоимущих, посуду, какие-то другие вещи полезные. Все к нам свозилось, а мы здесь раздавали. За вещами приходили в основном местные, трусовские. Кто после пожара, кто еще после какой беды. Мне и в голову не приходило требовать с них какие-то справки или вести учет каждой вещи. Для себя только записывала: один пакет с вещами — тем отдала, еще один — тем. Бабушки приходили, просили например, пакет гречки, пачку масла. Все это покупалось по просьбам и тоже отдавалось».
Еще одна несостыковка. В минсоце говорят, что все рассказали. Елена Золина уверена, что ничего не рассказали. Кому верить? Не знаем. С одной стороны собирать расписки за получение каждого свитера — можно в бумагах закопаться. С другой стороны никто и не требовал с Фонда показать «объем выполненных работ» в сотню человек в месяц. В общем-то хватило бы и двух. Все равно проверить, сколько именно старых курток или кастрюль прошло через Фонд за месяц никто не в силах.
Есть и другие стандарты оказания социальных услуг помимо расписок. Например, чтобы накормить людей бесплатным горячим обедом, надо не только собрать с них заявки, но и утвердить меню собственным локальным нормативным актом. Не сложно, но тоже еще одна бумажная волокита. А для предоставления еще части услуг необходимо взять с людей справки о том, что они не болеют ничем заразным и не представляют опасность для окружающих. В общем — нюансов много. Обо всем этом не думаешь, пока не начнешь взаимодействовать с государственными структурами.
Золина: «Потом с меня потребовали отчет о работе, хотя никаких отчетов Соглашением предусмотрено не было. Форма для отчета не определена. Что именно должно быть в отчете — не сказали. Написала так, как считаю нужным. Сказали — неправильно написала».
Минсоц: «За два месяца до окончания срока соглашения мы запросили у Фонда информацию о выполнении условий соглашения. Нам нужны были доказательства, что Фонд выполняет взятые на себя обязательства, так как помещение было предоставлено не просто так, а исключительно для оказания определенных услуг».
Ну и кому тут верить? С одной стороны действительно, если Фонд взял на себя обязательства — надо было подумать, как документально подтвердить их выполнение. С другой стороны, раз уж минсоц передал часть своих полномочий — то надо было и какой-никакой ликбез провести для людей, не подкованных в этих юридических тонкостях. Да и требование вот этой информации — это по сути страховка от потенциальных проблем. На случай внезапного визита прокуратуры или какого-нибудь еще надзорного органа. У самого министерства нужды давить Фонд административными барьерами не было, коль скоро тот действительно работает и лишь на бумаге это доказать не может. Но вот так ли это?
В общем — особого доверия к Елене Золиной после странного отчета, в котором не было нужных документов, у чиновников не было. Может и правда — шарлатанка отремонтировала помещение и занимается там непонятно чем? На улицу Сеченова отправились специалисты минсоца и нашли там несколько бабушек. И тут начался конфликт: бабушки повели себя странно - закрылись в помещении и пускать специалистов отказались. Пришлось вызывать полицию и пытаться установить их личности.
Золина: «У меня находились пенсионерки, у которых старческая деменция. Одну привели ко мне из церкви, еще двух — дальние родственники. С ними никто не хочет возиться. Родственники отказались, в психиатрической лечебнице не принимают, так как деменция — не психическое заболевание. Диагноз поставили и отпустили. В общем — деваться им было некуда. Конечно, они не совсем понимали, что происходит».
Минсоц: «Мы запросили у Фонда контакты родственников этих пожилых людей — контактов нам не предоставили. Документов тоже не было. При беседе они вели себя неадекватно. Пришлось на место вызвать бригаду скорой помощи».
С точки зрения Золиной — она помогала людям в беде. С точки зрения властей — неизвестные лица с неизвестными целями находятся в помещении. Расписок нет, контактов родственников нет. Всякое может быть.
К тому же спустя какое-то время в минсоц начали поступать обращения от граждан, которые заявили, что социальные услуги на Сеченова, 41 им предоставляли за деньги. Более того — там же предоставляли и медицинские услуги — делали уколы и давали лекарства. А это уже нарушение не только соглашения, но и закона, ведь на осуществление медицинской деятельности нужна лицензия, а не просто помещение. Откуда взялись эти люди? Никто не знает.
Елена Золина утверждает, что никаких медицинских услуг она не оказывала. Но поскольку у бабушек — как вы помните — деменция, наговорить они могли еще и не такого. А ведь это уже повод для уголовного расследования, а не просто расторжения договора на пользование помещением. Минсоц это обращение гражданина (фамилию и имя они не называют) перенаправил в УМВД и прокуратуру для разбирательства.
Пока что в этой истории остается много белых пятен. Надеемся, что свет на них прольют юристы.